Я знаю, отчего между 30 и 40 с людьми случается кризис
среднего возраста. Это происходит оттого, что все начинает получаться. Оттого,
что вдруг становится понятно, как просто устроен мир. Что для того, чтобы
получить мечту детства, нужно просто посетить отдел игрушек гипермаркета и
уплатить в кассу одну базовую величину.
Кризис среднего возраста случается оттого, что то. на что ты раньше тратил время до
шести утра и плюс еще два часа, теперь занимает несколько минут.
Оттого, что ты знаешь,
через какие двери нужно прийти туда, куда ты раньше шел долго и самозабвенно.
И тогда, когда ты
стучался в закрытые двери, неумело вскрывал замки и все не находил, твой путь
как будто имел смысл.
А теперь смысла нет. На самом деле смысла
не было и раньше, просто раньше не было времени думать о том, есть ли в твоем
пути смысл.
Кризис среднего
возраста случается оттого, что вдруг понимаешь, что уже не станешь Александром
Македонским. Как говорил Веничка
Ерофеев: император Нерон в мои годы уже убил мать, задушил подушкой собственную
сестру и поджигал Рим с шести концов. А я? Я ни матери не убил, ни Рима не
поджигал! Как ничтожен я по сравнению с императором Нероном! Впрочем, такой
ход рассуждений - не про кризис среднего возраста. Ведь кризис среднего возраста - это когда ты
понимаешь, что не будешь, как Нерон, не только в возрасте Нерона, но и вообще
никогда. Потому что рожей не вышел. Не
успел. Вроде только полжизни прожил, а вот уже не успел!
Кризис среднего возраста случается оттого, что в 35
понимаешь: прожил не просто половину жизни, но большую ее половину. Дурацкий алогизм, который Иван Бунин приписывает
Владимиру Ленину, «большая половина -, приобретает тут.
в твоей конкретно шкуре, звучание и смысл. Вроде как
арифметически половина действительно равная - ну не проживешь ты больше 70,
когда все родственники-мужики загибались в 60, а вот чувственно, эмоционально
она как будто меньшая. Потому что качество тех последних годков, с 60 по 70, будет
явно не ахти: кряхтенье и вздрагивание от каждого укола в сердце: не последний
ли звоночек?
Кризис среднего
возраста случается оттого, что из жизни уходит магия. Вот раньше, когда все
было так сложно, все как будто решалось не только твоими собственными усилиями,
вырыванием жил, бдениями до шести утра, но и еще чем-то. Таким
сложным-сложным, непонятным-непонятным. Вроде
как смотришь на рассвет красными от бессонницы глазами, ищешь судорожно нужную
для диссертации мысль, и она в итоге не формулируется, а приходит. Приходит из
этого предутреннего волшебства, из того, как притихли листья на деревьях,
дожидаясь первых лучей солнца, и это волшебство, оно явно трансцендентно по
отношению к тебе, оно извне, оно - явная метафизика, и ты такой маленький по
сравнению с ним...
Поневоле становишься
верующим. Чувствуешь, что есть нечто большее, чем ты. дурак, и твои куцые мыслишки. И вот когда потом, между 30 и
40 годами, пишешь уже не диссертацию, а монографию, пишешь от завтрака до обеда,
а потом прогулка, а потом еще два часа работы - и в купальню, чтоб мозг не надрывать,
- все вроде ладно, а магии нет! Ты равнозначен себе, нет в тебе трансцендентности,
нет в тебе присутствия извне, того самого, которое является только покрасневшим
глазам и изможденному духу с первыми лучами рассвета...
И получается так
просто и так скучно! Из всех сущностей на Земле остаешься лишь ты, один ты, сам
себе являющийся собеседником.
Кризис среднего возраста случается оттого,
что человек забывает, что такое любовь.
Какая любовь, если есть Нинка. Она такая простая, ее здесь надо погладить,
сюда поцеловать - и все, вся любовь. А на работе еще одна Нинка; она потоньше, поплаксивей, но тоже без магии, без волшебства!
Цветов подарил, анекдотец рассказал - и поехали
общаться! Нет замирания сердца, нет трепетания, нет сбивчивого дыхания и потливости.
Меж тем признание в любви, сказанное ровным голосом, в сложноподчиненных предложениях,
- не признание в любви. Или признание, но не в любви, а чем-то таком, из сферы
денежно-товарных отношений. Из того мира, где все так просто. Где мы рождаемся,
размножаемся и умираем...
Жизнь должна была бы
закончиться вместе с приходом кризиса среднего возраста, ведь зачем жить
дальше, когда все так тупо и понятно? Зачем жить, когда рыбалка и телик заменяют
то томление, то горение, характер которого ты теперь не то
что воспроизвести, даже просто осознать уже не можешь.
Но мы живем дальше. И
живем мы дальше потому, что, оказывается, вся эта простота, вся примитивность,
все эти Нинки были оттого, что мы малек запутались. Не мир был прост, мы опростели, пообтершись в земных делах. А мир как
был волшебной загадкой, так и остался ею. И непременно еще об этом заявит!
Проходит еще пяток лет, стукнет сорок, и ты обнаруживаешь, что уже снова ни
черта не понимаешь. Что снова заикаешься, говоря о чувствах с первой прохожей,
красота которой заставила тебя споткнуться, развернуться и идти за ней по
улицам и дальше, через подземный переход. И колотится сердце... И приводят в
растерянность собственные мысли... И жизнь снова загадочна, загадочна...